спящее тельце Марики… Эх, и что мне с тобой делать? Опять оставить? Так ведь прибежит…

— Эй, Марика! — на мои возгласы и похлопывания по щеке та только сморщилась, но просыпаться решительно отказывалась.

«ЖЕЛАЕШЬ РАЗБУДИТЬ СИЮ ДЕВУ?», — раздались вдруг знакомые голоса в моей голове. А раньше вот так нельзя было? Ответа не последовало.

«Да-да, желаю»

«БУДЬ ПО-ТВОЕМУ!», — сказал Дух Маны, и Марика стала открывать глаза.

— Почему я спала?

— Это так странно?

— Последний раз я спала несколько лет назад.

— Вот поэтому и спала.

— Ладно. — как-то легко она согласилась с этим объяснением, но мне же лучше.

— Пойдем.

— Куда?

— Раньше тебя это не волновало…

— Просто… стало интересно. Подумала, что ты можешь оставить меня. — и почему только в такие моменты она настолько проницательна.

— Теперь… не оставлю. Больше никогда. А пойдем мы к твоим не самым любимым знакомым.

— Те светящиеся? — скривившись, спросила она.

— Да, те самые.

…

Тем временем где-то на западной окраине Империи в грязном и влажном проулке, который даже горожане обходили стороной, в самом темном его угле сидел маленький мальчик, прислонившись к гнилым доскам. Мальчик был действительно очень и очень маленьким даже для своего шестилетнего возраста. Он дрожал, как осиновый лист, гремя костями, что выпирали из его небольшого тельца. Впавшими глазами, что из-за его худобы были излишне большими как две сливы, он глядел на этот мир, который был добр к другим, но точно не к нему.

Но мальчик не задавался такими вопросами, он не считал себя жалким или обиженным, своё положение он принимал как данность. Разве волнует крысу, что питается она лишь людскими отходами? Но в один день всё изменилось, в день, когда мальчик увидел жизнь, что отличалась от его, как небо и земная твердь, как день и ночь. Различие то было настолько велико и невероятно, что мальчик почувствовал себя грязью, что недостойна была созерцать подобного рода людей. Это был именно тот день, когда мальчику «посчастливилось» увидеть остановившуюся рядом полную роскоши карету, обслуживали которую очень и очень опрятные слуги. А позже из кареты вышла она, дама не сильно старше его, десятилетняя девочка с белоснежной кожей, что блестела под солнечными лучами, как самое спелое яблоко. Одетая в удивительной красоты платье, что буквально отталкивало подобную тому мальчику грязь и притягивало на себя взгляды всех горожан до единого.

Тот день должен был изменить мальчика до неузнаваемости, должен бы извратить его молодой разум и оставить глубокий шрам на самой душе. Но к его счастью вскоре с ним произошло еще одно примечательное событие. Мальчику стукнуло шесть лет, дата, что была важнее совершеннолетия или даже юбилея. Боги одарили его… Но мальчику опять не повезло.

Грамотный представлял себе «табличку», как вырванный лист книги с выведенными на нём словами. Безграмотный же, коим и являлся мальчик, представлял табличку в виде образов, которые ему и сообщили, что стал он счастливым обладателем дара под слегка непонятным названием «Лисса», который, правда, делал из него неуправляемое орудие смерти, жаждущее лишь безумств, крови и трупов. И всё это показано было так красочно, что малыш ужаснулся, задрожал еще пуще и уткнулся носом в стену.

«Чего грустишь? Неужели не рад, что сама Я появилась теперь у тебя? Неблагодарный мальчонка! Аааххх, а мы ведь столько вместе прошли! Хи-хи, но ты не помнишь, так что это будет наш секрет!», — такого ласкового и милого голоска он не слышал ни разу в своей жизни. Другие нищие и оборванцы рассказывали, бывало, о «маме», как мальчик понял — это была женщина, что всегда рядом, что оберегает и любит несмотря ни на что. Может, то была его «мама»?

«Вот дурной… Какая я тебе мама? Я, между прочим, еще очень даже молода! А от мужиков меня тошнит! Ну, есть один неплохой… В общем, не мама я тебе! Зови меня Лисса, мальчик!»

Малыш не понимал, откуда шёл этот теплый голосок, он заглядывал в щели окружных домов искал под досками и прочим мусором, но никак не мог найти его источник.

«Хи-хи, как зверёк! Ну ничего, скоро из тебя сделают человека»

«К-кто ты?», — попытался подумать мальчик у себя в голове, и его тоненький обеспокоенный возглас достиг Лиссы.

«Я? Лисса, правительница безумия!», — радостно ответила она.

«А-а разве безумие — это не плохое?»

«Для вас, людишек, может и плохое. Но что уж тут поделать такая я женщина! Необузданная и своенравная натура, ха-ха-ах-ах!»

Мальчик не понимал и половины того, что говорила ему Лисса, но ему был очень приятен её тон, в нём он чувствовал какую-то заботу, которую к нему никогда и никто еще не проявлял. Все отбросы общества, как он, хоть и жили одной большой группой, скрываясь в самых темных и неприглядных местах поселений, но отношения между ними вряд ли можно было назвать даже дружескими. Между ними шла постоянная борьба за выживание и лишний кусок чего-то съестного.

«П-почему ты пришла ко мне?»

«Мм? У меня предчувствие… что с тобой будет очень интересно и весело!»

«Разве я веселый?»

«Станешь, не волнуйся. Потерпи еще немного, и ты попадешь в правильные руки… Попытайся их понять и не отталкивать. Так для тебя будет лучше»

Мальчик не ведал, о чем ему говорила Лисса, но на первое время решил прислушиваться к этому сладкому и манящему голосу.

…

М-да, прийти-то мы пришли. А дальше-то что? Как туда попасть, артефакта с собой ведь нет…

— Алиса, выпусти-ка побольше своей «Смерти». — сказано — сделано, из тела Марики жутким и наводящим ужас на простых смертных потоком полилась вязкая и противная Смерть. Она мягко окутывала ноги и текла дальше по песку, распространяясь на десятки метров вокруг. Казалось бы уже мертвый посеревший песок никак не должен был стать еще более «мертвым», но сила Марики была не так проста. Волнистые дюны покрывались черными пузырящимися полосами, которые расходились во все стороны.

— Алиса!!! ОТКРЫВАЙ!!! — отшагивал я по округе, пытаясь воззвать к Королеве погибшей расы.

Пески тем временем гнили, ссыхались, трескались и еще бог весть что, пока я наматывал круги, выкрикивая её имя. Терпение Королевы, видимо, не стало прочнее за те сотни лет, которые она уже прожила на этом свете, и пространство в одной точке вдруг стало искриться и покрываться трещинами. Наконец открылся проход в её великолепный сад, и там же мы увидели её — покрывшуюся испариной, которая была видна даже на её затуманенном лице, и с взъерошенными волосами.

— ВЫ. ЧТО. ЗДЕСЬ. УСТРОИЛИ? — членораздельно и гневно произнесла она.

— Ты бы хоть звонок